– А мама твоя будет горевать! – сказала Аполлинария Николаевна. – Вот горевать будет!
– Не будет! – ответил Артём. – Она оладьи печёт.
– Нет, будет. Эх, скажет, зачем Артём нынче в школу ходил? Ничего он там не узнал, а пошёл учиться, – значит, он маму обманул, значит, он меня не любит, скажет она и сама заплачет.
– И правда! – испугался Артём.
– Правда. Давай сейчас учиться.
– Чуть-чуть только, – сказал Артём.
– Ладно уж, чуть-чуть, – согласилась учительница. – Ну, иди сюда, раненый.
Она взяла его к себе на руки и понесла в класс. Артём боялся упасть и прильнул к учительнице. Снова он почувствовал тот же тихий и добрый запах, который он чувствовал возле матери, а незнакомые глаза, близко глядевшие на него, были несердитые, точно давно знакомые. «Не страшно», – подумал Артём.
В классе Аполлинария Николаевна написала на доске одно слово и сказала:
– Так пишется слово «мама», – и велела написать эти буквы в тетрадь.
– А это про мою маму? – спросил Артём.
– Про твою.
Тогда Артём старательно начал рисовать такие же буквы в своей тетради, что и на доске. Он старался, а рука его не слушалась; он ей подговаривал, как надо писать, а рука гуляла сама по себе и писала каракули, непохожие на маму. Осерчавши, Артём писал снова и снова четыре буквы, изображающие «маму», а учительница не сводила с него своих радующихся глаз.
– Ты молодец! – сказала Аполлинария Николаевна.
Она увидела, что теперь Артём сумел написать буквы хорошо и ровно.
– Ещё учи! – поправил Артём.
– Какая это буква: вот такая – ручки в бочки?
– Это Ф, – сказала Аполлинария Николаевна.
– А жирный шрифт что?
– А это такие вот толстые буквы.
– Кормленые? – спросил Артём. – Больше не будешь учить – нечему?
– Как так нечему? Ишь ты какой! – сказала учительница. Пиши ещё!
Она написала на доске: «Родина». Артём стал было переписывать слово в тетрадь, да вдруг замер и прислушался.
На улице кто-то сказал страшным заунывным голосом: «у-у!» А потом ещё раздалось откуда-то, как из-под земли: «н-н-н!»
И Артём увидел в окне чёрную голову быка. Бык глянул на Артёма одним кровавым глазом и пошёл к школе.
– Мама! – закричал Артём.
Учительница схватила мальчика и прижала его к своей груди.
– Не бойся! – сказала она. – Не бойся, маленький мой. Я тебя не дам ему, он тебя не тронет.
– У-у-у! – прогудел бык.
Артём обхватил шею Аполлинарии Николаевны, а она положила ему свою руку на голову.
– Я прогоню быка.
Артём не поверил.
– Да. А ты не мама!
– Мама!.. Сейчас я тебе мама!
– Ты ещё мама? Там мама, а ты ещё, ты тут.
– Я ещё. Я тебе ещё мама!
В классную комнату вошёл старик с кнутом, запылённый землёй; он поклонился и сказал:
– Здравствуйте, хозяева! А что, нету ли кваску испить либо воды? Дорога сухая была…
– А вы кто, вы чьи? – спросила Аполлинария Николаевна.
– Мы дальние, – ответил старик. – Мы скрозь идём вперёд, мы племенных быков по плану гоним. Слышите, как они нутром гудят? Звери лютые!
– Они вот детей могут изувечить, ваши быки! – сказала Аполлинария Николаевна.
– Ещё чего! – обиделся старик. – А я-то где? Детей я уберегу.
Старик пастух напился из бака кипячёной воды – он полбака выпил, вынул из своей сумки красное яблочко, дал его Артёму.
– Ешь, – сказал, – точи зубы. – И ушёл.
– А ещё у меня есть ещё мамы? – спросил Артём. – Далеко-далеко где-нибудь?
– Есть, – ответила учительница. – Их много у тебя.
– А зачем много?
– А затем, чтоб тебя бык не забодал. Вся наша Родина – ещё мама тебе.
Вскоре Артём пошёл домой, а на другое утро он спозаранку собрался в школу.
– Куда ты? Рано ещё, – сказала мать.
– Да, а там учительница Аполлинария Николаевна! – ответил Артём.
– Ну что ж, что учительница? Она добрая.
– Она, должно быть, соскучилась, – сказал Артём. – Мне пора.
Мать наклонилась к сыну и поцеловала его на дорогу.
– Ну, иди, иди помаленьку! Учись там и расти большой.
Михаил Михайлович Пришвин (1873–1954)
Михаил Пришвин родился в купеческой семье (отец умер, когда мальчику было семь лет). Окончив сельскую школу, будущий писатель поступил в Елецкую классическую гимназию, однако не окончил её, так как был исключён в 1888 году за дерзость учителю. После этого Пришвин переезжает к дяде в Тюмень и здесь оканчивает шесть классов Тюменского реального училища. В 1983 году Пришвин поступает на химико-агрономическое отделение Рижского политехникума.
В 1896 году Пришвин принимал участие в работе марксистских кружков, за что в 1897 году был арестован и выслан на родину в город Елец. Позже, в 1900 году, писатель уезжает в Германию, где оканчивает агрономическое отделение философского факультета Лейпцигского университета. Вернувшись в Россию, Пришвин до 1905 года работает агрономом сначала в Тульской, а затем в Московской губерниях, составляет сельскохозяйственные книги. После, вплоть до Октябрьской революции, он работает корреспондентом в нескольких газетах.
Во время Первой мировой войны Пришвин идёт на фронт в качестве санитара и военного корреспондента. После Октябрьской революции совмещает краеведческую работу с работой агронома и учителя. Он преподаёт в бывшей Елецкой гимназии, из которой был исключён в детстве, и в школе второй ступени в селе Алексино Дорогобужского района, кроме того, служит инструктором народного образования. Организовывает музей усадебного быта в бывшем имении Барышникова, принимает участие в организации музея в городе Дорогобуже.
Первый рассказ Пришвина был напечатан в 1906 году. В следующем году появилась и первая книга писателя, принёсшая ему известность, – «В краю непуганых птиц». Это путевые очерки, составленные из наблюдений за природой, бытом и речью северных народов Карелии. В 1920—1930-е годы Пришвин выпускает книги «Родники Берендея», «Башмаки» и др., в которых объединяются замечательные описания природы со сказкой, мифом. Необычайная зоркость к мельчайшим деталям и чуткое поэтическое восприятие становятся основой многих детских рассказов Пришвина – «Лисичкин хлеб», «Кладовая солнца» и др. Необыкновенны рассказы о животных, в том числе и охотничьи, – они естественны, в них нет надуманной лжи, благодаря мастерству писателя бессловесный мир обретает язык и становится нам ближе и понятнее.
Дятел
Видел дятла: короткий – хвостик у него ведь маленький, летел, насадив себе на клюв большую еловую шишку. Он сел на берёзу, где у него была мастерская для шелушения шишек. Пробежал вверх по стволу с шишкой на клюве до знакомого места. Вдруг видит, что в развилине, где у него защемляются шишки, торчит отработанная и несброшенная шишка и новую шишку некуда девать. И – горе какое! – нечем сбросить старую: клюв-то занят.
Тогда дятел, совсем как человек бы сделал, новую шишку зажал между грудью своей и деревом, освободил клюв и клювом быстро выбросил старую шишку. Потом новую поместил в свою мастерскую и заработал.
Такой он умный, всегда бодрый, оживлённый и деловой.
Моя Родина
Мать моя вставала рано, до солнца. Я однажды встал тоже до солнца… Мать угостила меня чаем с молоком. Молоко это кипятилось в глиняном горшочке и сверху всегда покрывалось румяной пенкой, а под этой пенкой оно было необыкновенно вкусное, и чай от него делался прекрасным.
Это угощение решило мою жизнь в хорошую сторону; я начал вставать до солнца, чтобы напиться с мамой вкусного чаю. Мало-помалу я к этому утреннему вставанию так привык, что уже не мог проспать восход солнца.
Потом и в городе я вставал рано, и теперь пишу всегда рано, когда весь животный и растительный мир пробуждается и тоже начинает по-своему работать.
И часто-часто я думаю: что, если бы мы так для работы своей поднимались с солнцем! Сколько бы тогда у людей прибыло здоровья, радости, жизни и счастья!
После чаю я уходил на охоту…
Моя охота была и тогда и теперь – в находках.
Нужно было найти в природе такое, чего я ещё не видел, и, может быть, и никто ещё в своей жизни с этим не встречался…
Мои молодые друзья! Мы хозяева нашей природы, и она для нас кладовая солнца с великими сокровищами жизни. Мало того, чтобы сокровища эти охранять – их надо открывать и показывать.
Для рыбы нужна чистая вода – будем охранять наши водоёмы. В лесах, степях, горах разные ценные животные – будем охранять наши леса, степи, горы. Рыбе – вода, птице – воздух, зверю – лес, степь, горы. А человеку нужна Родина. И охранять природу – значит охранять Родину.
Жулька и кот
Жулька не может отвыкнуть, чтобы при всём своём уважении к Ваське за ним не погоняться по комнатам. Он залезает на шкаф, а она замирает и часами глядит на него в положении стойки. Наконец она устаёт, глаза мутнеют и устремляются куда-нибудь на муху.
Вот тогда только Васька начинает оживать. Он много терпеливее и настойчивее собаки. Как только Жулька уставится на муху, кот спускается пониже и, вытянув лапку, грациознейшим в мире и самым кокетливым образом даёт своими бархатными пальчиками с острейшими коготками Жульке по морде.